Аннотация: Рассказ написан для конкурса "Прогнозы"
ЗДОРОВЬЕ ПО КОНТРАКТУ
Сумерки подкрались незаметно, и вскоре я не смог различить даже костлявые силуэты шезлонгов, разбросанные вдоль берега. Где-то рокотал океан, из окна дохнуло свежестью. Ослабив узел галстука, я потер шею. Что ж, ночи в субтропиках действительно прохладные. На экране ноутбука мерцали песочные часы - до завершения сканирования оставалось три минуты.
Хозяйка потянулась к выключателю, и комната наполнилась мягким электрическим светом. От этого света лицо пациента приобрело желтоватый оттенок, морщины проступили четче, щеки впали. Я невольно засмотрелся на его подбородок, обвисший подбородок с плохо выбритой сединой у губы. Среди раскиданных подушек он казался особенно жалким, под простыней проступали контуры непропорционально короткого тела. Глаза его были прикрыты, но я чувствовал пристальный взгляд, следивший за каждым моим движением. Я машинально поправил провода, они крепились к обоим культям, тому, что осталось от ног после ампутации.
Подумать только, какие злые шутки может сыграть с нами судьба! Еще недавно успех этого старого хрыча вызывал зависть, после биржевых торгов конкуренты отплевывались желчью, как на дрожжах, росли капиталы "Томпсон милк индастри". Профиль главного молочника Америки с его картофелеподобным носом ежедневно мелькал в прессе. Бывший фермер из Калифорнии купался в лучах славы, за его расположением охотились конгрессмены, под вывеской с черной коровой толпились дармоеды из благотворительных организаций, фотомодели следовали за старым ловеласом послушными буренками. Полгода назад "Форбс" даже хотела объявить его самым обаятельным холостяком 2012 года, но не успела: восьмидесятилетний Томпсон швырнул свои миллиарды к ногам очередной певички и в четырнадцатый раз сочетался законным браком. Журналы откликнулись серией фотоснимков сладкой парочки.
Отсчитав последние секунды, часы замерли, и по дисплею поползла зеленая змейка с результатами. Компьютер запросил параметры ДНК.
- Ну вот, - радостно заявил я. - Дело сделано. Осталось взять анализ крови, и можем заключать контракт.
Приподнявшись на локте, мой пациент внимал каждому слову. Вместе с ногами авария ампутировала у Томпсона славу, карьеру и всеобщее обожание. Нельзя сказать, что современное общество в массе своей плохо относится к инвалидам, оно просто старается их не замечать. Американская мечта не рассчитана на калек и прочих неудачников, так что вскоре про Томпсона позабыли. Нью-Йорк он покидал на инвалидной коляске, и только пара репортеров лениво бродила вокруг трапа, пока молодая супруга заталкивала коляску в самолет.
- Знаете, доктор, я не решил, - прошептал он. - Пока не решил.
Я удивленно вскинул бровь. Томпсон отвел глаза.
- Я вот подумал, а может, протезы? Обычные протезы, а?
- Обычные? - повторил я, поддаваясь вперед. Где-то в пучинах моего желудка просыпался Везувий. Смотрите, этот индюк решил передумать! А мой бизнес? Тысячу километров в один конец за "спасибо"? Дьявол! Чертова дыра! Проклятье! Нет, жук навозный, поздно! Сейчас я тебя, как Отелло... Сцепив пальцы замком, я хрустнул суставами.
На лицо Томпсона наползла тень, он, видимо, догадался о моих намерениях.
- Я возмещу, - поспешил он добавить. - Неустойку возмещу!
- Да при чем тут... - я в сердцах рубанул ладонью воздух и, выдержав театральную паузу, растер щеки. - О вас же забочусь!
- М-да, - Томпсон почесал затылок. - Трудное решение. Хотите киборка из меня сделать?
- Да почему же киборга? - возмутился я. - Кстати, все мы в душе немного киборги. Телефон, очки, автомобили, в конце концов, самолеты - это всего лишь механические приспособления, они улучшают естественные способности человека. И значит, по определению, все, кто этим пользуется, формально обладают признаками киборга. Да даже ваша инвалидная коляска. Вы на ней - вылитый киборг.
Томпсон усмехнулся, недоверчиво покачал головой.
- Вставные челюсти, кардиостимуляторы, сердечные клапаны, коленные суставы, - с воодушевлением перечислял я. - Каждый пятый американец сегодня - ходячее кибернетическое устройство. А вы заладили, протезы! Я ж не предлагаю старье какое-нибудь, чтоб отстегивать на ночь...
Не сговариваясь, мы взглянули на юную миссис Томпсон. Та сидела с безучастным видом.
- Так вот, - вернулся я к разговору. - Искусственные ноги последнего поколения! Да ваши новые ноги язык не повернется назвать протезами. Электроника здесь напрямую совмещается с нервными окончаниями, и протез присоединяется к мозгу. Уверяю, он будет вести себя, как настоящая нога. Рефлексы будут в порядке. Ну?
- М-да, хорошая идея.
- Подписываем контракт?
- Как ты считаешь, дорогая? - Томпсон обернулся к жене.
Миссис Томпсон сидела так же прямо, остекленевшим взглядом уставившись в угол. Она даже не пошевелилась.
- Позвольте все-таки подумать немного, - вздохнул миллиардер. - Утром объявлю о своем решении. Ну а пока, желаю приятных сновидений.
Я кивнул. Судя по реакции, птенчик попался надежно. Даю руку на отсечение, завтра же этот хрыч подпишет контракт на кругленькую сумму. С пятью, нет, с шестью нулями.
*
Проснулся я рано, по привычке, и, решив, что вставать прежде хозяев невежливо, повернулся на другой бок. Подушка пахла морскими водорослями. Я обнял ее, закрыл глаза и улыбнулся. Что ж, теперь меня ожидает блестящее будущее. Из занюханной бруклинской конторы, моя клиника превратится в престижную. Клиенты оборвут телефоны, они переубивают друг друга за новый глаз, нос или руку. Найму десяток секретарш. "Клиника доктора Маршала, - будут вещать они тонюсенькими голосами. - Доктор примет вас в декабре, не раньше". Ноги Томпсона принесут мне славу. Реклама - двигатель прогресса, и, если всемогущий Томпсон предпочел прочему дерьму протезы от Маршала, что говорить про остальных.
Когда я проваливался в сладкую дремоту, под окном отчаянно завопили. Подскочив, я выглянул в окно, но ничего подозрительного не обнаружил. Безмятежно покачивались пальмы, легкий бриз гнал с океана волны, они пеной обрушивались на песок, и яркая ткань шезлонгов хлопала на ветру. Натянув шорты, я спустился вниз.
Пьянящий аромат кофе заставил заглянуть на кухню. За столом девушка листала журнал. При моем появлении она встала и поправила косынку.
- Доброе утро, сэр. Завтрак?
Я поморщился:
- Позже. Но кофе...
- Секунду, - ответила она и отвернулась к плите.
Я опустился на деревянную скамью, подвинул журнал к себе. На глянцевой обложке красовалась фотография владельца сети ресторанов. Как уверяла подпись, он ужасно красив, богат, но, к сожалению, одинок. Впрочем, о красоте я бы поспорил, но его богатство не вызывало сомнений. За сорок лет активных махинаций он разорил половину конкурентов, скупил их закусочные и теперь потчует тухлыми гамбургерами половину Нью-Йорка.
- Кофе, сэр.
Передо мною появился кофейник, сахарница, молочник и блюдо с тостами. Служанка наполнила чашку.
- Отличный кофе, мисс, - похвалил я, отпивая. - Кстати, а кто у вас тут орет?
- Где? - она нахмурилась, но тут же улыбнулась. - А, это ревуны! Это такие обезьяны. Они живут на пальмах. Их сложно увидеть. Они там, на пальмах, - она неопределенно махнула рукой.
- Понятно, - усмехнулся я. - А когда встает мистер Томпсон?
- О, сэр. По-разному. Но не раньше одиннадцати.
Я посмотрел на часы - без двадцати восемь.
- Спасибо. Кофе отличный, - сказал я, поднимаясь. - Если мистер Томпсон будет искать меня, я на пляже.
Я вышел на улицу, в жаркое пекло нового дня, и, загребая сандалиями горячий песок, побрел к океану. Свалившись в тростниковое кресло, я принялся наблюдать за чайками, но вскоре, видимо, задремал.
- Все мы умрем, - заявила миссис Томпсон просто так, без предисловий, устраиваясь в соседнем шезлонге.
Я повернул голову - она прихватила панаму и теперь надвинула ее на глаза. Что ж, устами женщины, как говорится, глаголет истина. С диким гомоном кружили чайки, шептались волны, свежий ветер сыпал в лицо солеными брызгами. На горизонте появилась точка и, медленно увеличиваясь, превратилась в яхту. Я рассмотрел на палубе туристов, и порыв ветра принес обрывки модного шлягера.
Вот он, божественный Эдем, сказочный Эльдорадо, затерянный на побережье Тихого океана. Всю жизнь бы провалялся здесь, под пальмой, потягивая манговый сок и перечитывая Марка Твена. Променял бы всю мишуру городской жизни на этот тихий уголок, где все, где каждая песчинка совершенна. Даже супруга мистера Томпсона с ее маниакальной депрессией выглядит сейчас довольно симпатично. А та мисс с утренним кофе... Фея!
Оглянувшись на дом, я увидел, как моя фея толкает по песку инвалидную коляску. Томпсон отчаянно помогает крутить колеса руками и, увидев, что я обратил внимание, сложил ладони упором:
- Согласен! Доктор! Я согласен!
*
Я не ошибся, операция принесла клинике Маршала мировую известность. Впрочем, Томпсон тоже остался доволен и через год обратился ко мне снова. На этот раз обошлось без уговоров. Он лично приехал в мой шикарный офис на Пятой авеню и даже позволил уговорить себя на чашечку кофе, пока я выпроваживал очередного клиента.
- Доктор! - воскликнул он, стискивая мою руку. Его ладонь оказалась широкой, намного крупнее моей. Сам Томпсон ростом не вышел, он смотрел на меня снизу вверх. - Фурор! Фантастика! Чертовски гениально!
Я расплывался в улыбке. Что ж, наш молочный миллиардер выглядел и вправду сногсшибательно. В тихоокеанской берлоге он немного деградировал, а теперь вот, расцвел. И костюм у него великолепный, и туфли. Но самое приятное, передвигается свободно. Да какой там, "передвигается"! Походка у Томпсона твердая, экстравагантная, походка уверенного в себе человека.
Он отступил на шаг, взмахнул скрученным в трубочку журналом, продемонстрировав какой-то сложный пируэт из рыцарских боевиков. Потом расшаркался, покрутился на месте и, плюхнувшись в кресло, закинул ногу на ногу.
- Ну как?
- Бесподобно! - засмеялся я. - Вы счастливы?
Он с улыбкой покачал головой.
- Как жена?
- О, Дафна! - на секунду он нахмурился. - Так я ее бросил! Знаете, доктор, она оказалась ужасной занудой. Депрессии эти, нервозы...
Я обомлел. Надо же, такая милая. Она лет на десять младше меня, а уже - зануда. Хотя... Кажется, я начинал припоминать: было в ней что-то такое, настораживающее.
Между тем Томпсон бегал из угла в угол, его словно прорвало:
- Да я сам чуть с ума не сошел! Жизни мне не давала! Жизнь-то у меня одна. Я еще ого-го! - он потряс кулаком. - Ого-го! Молодой!
Я слабо усмехнулся - ему недавно перевалило за восемьдесят. Кажется, Томпсон смутился. Он вернулся в кресло и принялся размышлять вслух:
- Не верю я во всю эту реинкарнацию. Ну скажите, доктор, разве может человек родиться баобабом?
Я пожал плечами.
- А хоть бы и так? - продолжал Томпсон. - На черта баобабу любовь? Правильно, не нужна. А я, знаете ли, влюбился!
- Опять?
- Нет, теперь по-настоящему! Первый раз в жизни! - он бросил на стол журнал, который до этого держал на коленях. Это оказался "Playboy". - Страница пятнадцать. Откройте.
Послушно развернув на нужной странице, я увидел потрясающую силиконовую грудь.
- Это Долорес, - пояснил Томпсон. - Она меня любит.
- Неужели?
- До чертиков. Мы хотим обвенчаться.
- Поздравляю...
- Есть сомнения...
- Да что вы!
С минуту Томпсон колебался и, наконец, решившись, выпалил на одном дыхании:
- Я ведь не мальчик... А она... Ей девятнадцать. И мексиканка к тому же. О! Это такие мексиканские страсти. Ужас! А я! Ну, в общем, мне страшно. Не хочется разочаровывать бедняжку. Вы мне поможете?
Я растерянно хлопал глазами, абсолютно не понимая, чего этот старый хрыч хочет. Он волновался, и от волнения на его короткой шее проступили швы от недавней подтяжки лица.
- Ну, в смысле, не доверяю я таблеткам. Ерунда, рекламная шумиха. А вот если б вы мне что-нибудь вмонтировали...
Он запустил руки в карманы, пошарил там и с отчаянием посмотрел на свои светлые брюки. У меня с души свалился камень. Я уж было решил, что этот старый греховодник... Впрочем, наверняка у меня самого извращенное воображение.
- Контракт? - хохотнул я.
Мистер Томпсон зажмурился и кивнул. На другой день он покинул клинику стопроцентным мужчиной.
*
Лет восемь назад я полагал, что счастье измеряется толщиной бумажника. Со временем, конечно, понимаешь, как глубоко заблуждался когда-то, однако в студенческие годы мир выглядел именно так. Я мечтал поскорее получить диплом нейрохирурга и зажить на полную катушку. Диплом я все-таки получил и даже переехал в Нью-Йорк, где требовался молодой специалист без претензий и вредных привычек. Мой доход вырос, но вместо тихой размеренной жизни пришлось взять кредит на операцию для матери и втягиваться в непосильное ярмо грабительских выплат. Чтобы расплатиться, вкалывал по две смены, забыл про отпуск и экономил каждый цент. Именно таким, растерянным и подавленным, я встретил две тысячи десятый год.
Наукой доказано, что человеческий организм рассчитан как минимум на двести лет, но агрессивная среда с ее болезнями, техногенными катастрофами, "парниковыми эффектами" и прочей экологией, лишает нас большей части бытия. В 2010 году бурное развитие робототехники и микроэлектроники привело к революции в медицине: удалось синтезировать вещество, позволяющее нервным тканям врастать в контакты микросхем. На его основе разработали новый вид имплантантов, которые полностью могли заменить поврежденные органы, как в функциональном, так и в эстетическом смысле. И уже через год состоятельные калеки, вшив под кожу пневмоаккумуляторы, ринулись покорять Гималаи.
Бизнес по торговле киберорганами стал баснословно выгодным. Вовремя сообразив, как можно заработать, я взял очередной кредит. Так появилась моя первая клиника в Бруклине, где пару месяцев я проторчал в ожидании клиентов, пока не догадался поискать какую-нибудь знаменитость, временно утратившую божеский вид. Я рассчитывал, что такая реклама не помешает.
Теперь, конечно, понимаю, что сделал правильный маркетинговый ход. Моя клиника процветает, банковские счета переполнены, но все-таки не хватает счастья. Я мог бы купить яхту, самолет, даже остров в Тихом океане, но не покупаю, зная наперед, что это не даст ровным счетом ничего, кроме дополнительной головной боли. Ночи напролет я размышлял о бренности бытия, прохаживаясь по гостиной со стаканом виски. За окнами пентхауза засыпал Нью-Йорк, а я боролся с бессонницей, так и не решив, что же делать дальше.
Однажды, бесцельно щелкая пультом телевизора, я наткнулся на президента, тот сидел в Овальном кабинете и плел какую-то ахинею про права афроамериканцев. Я переключил на другой канал, но тут меня словно током прошибло. Мне вдруг отчетливо стало понятно, что же действительно не хватает для счастья. Бросившись к стеклянной двери, я выскочил на крышу, подбежал к карнизу и с упоением огляделся по сторонам.
Там, внизу, спали маленькие никчемные людишки. Они, несчастные, даже не знали, что в этом мире есть я! Я - Стивен Маршал, частный доктор и великий стратег! Только я способен взять этот мир в кулак и вывести его к светлому будущему. К будущему, где у каждого будет личная яхта и самолет. К будущему, где каждый будет здоров и богат. Меня будут боготворить миллионы и внесут мое имя в Историю! Вот оно, счастье! Но для этого нужна власть. Власть над всеми ними, здоровыми и больными, бедными и богатыми. Власть! Вот единственное, ради чего стоит жить! Итак, решено, занимаюсь политикой.
Я выбрал демократическую партию, наверное, потому, что их штаб располагался ближе. К тому же, мне с детства нравились их разноцветные плакаты и флажки, которые перед выборами раздали в Центральном парке. На собеседовании я заявил, что мечтаю сложить свою жизнь на алтарь справедливости, но боюсь, без теплого местечка в Палате Представителей это вряд ли возможно. Секретарь бегло просмотрел анкету, он даже виду не подал, что мы с ним знакомы. Я хотел было спросить, как чувствует новое ухо, которое мы пришили ему взамен старого, отмороженного в Альпах. Но секретарь перебил меня:
- Кто же проголосует за вас, мистер Маршал?
Я подозревал, что будут интересоваться чем-то в этом роде, поэтому ответ приготовил заранее:
- Тысячи американцев, которым моя клиника вернула радость жизни. Буду бороться за Америку, счастливую и здоровую!
Секретарь саркастически усмехнулся и выписал удостоверение кандидата. Через неделю мне назначили встречу с избирателями.
*
Тот, кто хоть раз участвовал в избирательной гонке, поймет, как я вымотался за полгода. Все желали задать каверзный вопрос доктору Маршалу и посмотреть, как этот мошенник будет выкручиваться. Особенно невзлюбили меня журналисты. Они преследовали даже в супермаркете, когда я, извиняюсь за выражение, покупал носки. Стоило только выйти из дома, как репортеры налетали стаями и тыкали в лицо своими микрофонами.
Пришлось организовывать пресс-конференцию. В банкетном зале "Стар Гэлэкси" меня мучили три с половиной часа. Я был вынужден объяснять, что не занимаюсь киднеппингом, клонированием и прочей чепухой, что даже не скупаю органы у мертвых китайцев, а просто изготовляю протезы на гибридной основе нейронов и кремния. Когда спросили, можно ли в моей клинике заказать новое тело для пересадки мозга умирающего человека, я окончательно вышел из себя. Более того, заявил, что, во-первых, современные технологии не позволяют проводить подобные операции, и, во-вторых, в будущем, если доживу, конечно, буду всячески бороться против, потому как тело нам дано Богом, и человек не вправе пользоваться чужим. Иначе, как Господь разберется, где чье тело, когда ангел протрубит в золотой рог?
Журналисты стали расходиться, и я заметил Томпсона, пробирающегося вдоль кресел. Выглядел он, честно говоря, неважно.
- Томпсон! - обрадовался я. - Вот так встреча! Неужели прикупили газетенку?
- Шутите, - вздохнул миллиардер и, отдышавшись, добавил. - Вот разыскиваю вас, доктор. По личному. Мне нужна операция. Очень срочно.
*
Долорес оказалась обыкновенной шлюхой, об этом мне сообщил Томпсон, как только мы переступили порог кабинета. Пока секретарша расставляла чашки, старый хрыч сбился с мысли, засмотревшись на ее ноги, но потом вспомнил и принялся рассказывать про садовника. Краешком глаза я посматривал на часы, прошло сорок две минуты. Если б у юной супруги были аппетиты поскромнее, я бы уже валялся в собственной постели. Но дело дошло до шофера. Я демонстративно зевнул.
- Может, просто развестись? - перебил я.
Томпсон пожал плечами.
- Ну, я же люблю ее все-таки. И потом, в моем возрасте искать новую жену? Утомительно.
- Так увольте шофера! Набейте ему морду, в конце концов!
- Пупсик расстроится. Она у меня такая впечатлительная.
- Я-то чем могу помочь? Мне что ли морду ему набить?
- Да что вы, доктор! Как можно! - Томпсон всплеснул руками. - Мне бы операцию. Хочу имплантировать чип. С ультразвуковым сенсором. И еще с инфракрасным сенсором. И для радиоволн тоже сенсор.
Я хохотал, откинувшись на спинку кресла. Неужели этот хрыч действительно думает, что юная вертихвостка способна влюбиться в престарелого бэтмэна, только потому, что он видит сквозь стены и ориентируется в темноте?
- А что вы смеетесь, доктор, - обиделся Томпсон. - Просто хочу контролировать. А еще, если хоть раз поймаю, лишу карманных денег.
- Да как вам будет угодно, - с готовностью согласился я. - Изволите контракт?
- И еще, доктор, - сказал мой пациент, пробегая глазами по тексту договора. - Хочу компьютерные очки с навигацией и встроенными микродисплеями. Чтобы температуру мерили, давление, пульс, кардиограмму и прочую ерунду. Это уже лично для меня, для здоровья, так сказать.
Я добавил в контракт навигационные очки. Мы с Томпсоном пожали руки и распрощались, пожелав друг другу удачи. Впрочем, как выяснилось позже, удача изменила нам обоим.
*
Демократов разбили в пух и прах! Девять процентов! Против восьмидесяти четырех! Даже дряхлые активисты из Наблюдательной комиссии не смогли припомнить такого срама.
Девять процентов! Скомкав газету, я зашвырнул ее в угол, вдогонку полетела медная подставка для карандашей и кожаная папка. Дверь отворилась, из-за нее выглянула Ирма и встретилась со мною взглядом. Видимо, мой внешний вид ее здорово напугал. Побледнев, она хлопнула дверью. Я сгребал со стола распечатки, любовно подготовленные для первого заседания, и рвал, рвал на мелкие кусочки.
Девять процентов! Мои записи превращались в макулатуру. Вместе с записями я уничтожал собственное самолюбие. Вот же, дурак, захотел власти. Чтобы место в Палате Представителей было, чтобы морду свою по телевизору наблюдать. Я хлебнул виски, литровая бутылка хранилась в нижнем ящике стола.
Девять процентов! Не видать мне теперь Конгресса, как собственных ушей. Я в запасном списке, и моя кандидатура вряд ли теперь куда-нибудь попадет. Проклятые республиканцы!
Немного успокоившись, я подошел к окну и долго смотрел на гудящий поток машин. У светофора толпились люди, они равнодушно проходили мимо щитов с "Кока-колой". Я поискал глазами свой стенд с белозубой блондинкой в розовом купальнике. "Клиника Маршала, - гласила реклама. - Здоровье по контракту". Неоновый шнур оборвался и трепетал на ветру.
Виски драло горло, я глотнул еще и решил, все не так уж плохо. У меня, в конце концов, любимая работа есть. Я нужен, ко мне постоянно обращаются. Я пришиваю ноги, руки, недавно даже мэру Нью-Йорка новое сердце вставил, хорошенькое такое сердечко из титана с красненькими пластмассовыми клапанами. С таким сердцем мэр наверняка дотянет до Страшного Суда, если, конечно, не забудет подзаряжать аккумулятор вовремя. Поживу немного, отдохну, а потом, глядишь, снова подамся в политику. Может, даже переметнусь к республиканцам. Я молодой, здоровый, все впереди. Мне вдруг чертовки захотелось жить. А еще захотелось кофе. Черного прекрасного кофе с большим-пребольшим бутербродом.
Секретарша поставила поднос и, помедлив секунду, присела на краешек стула. Она собиралась что-то сказать, но не могла. Мне стало жаль ее, бедняжку. За те два года, которые мы проработали бок о бок, я успел привыкнуть к некоторым ее странностям. К примеру, стоило Ирме переволноваться, как она начисто лишалась дара речи. Я знал, что, если не заговорю первым, она так и будет сидеть здесь с разинутым ртом.
- Ну-ка, выкладывай. Что такое? - сказал я.
- Я... То есть, мы... Мы все, конечно... - она запуталась. - Мы вам только счастья желаем. И любим. Мы вас ТАК любим. А вы! А я! Мы, конечно, сочувствуем. Но вы? - она взглянула на меня своими голубыми глазищами, полными обиды. - Вы бы тогда... ушли. Правда?
- Правда, - улыбнулся я, начиная понимать, в чем же, собственно, дело.
"Они" меня любят и желают мне счастья. Но отпускать не хотят. Что ж, "Они" правильно рассчитали, если бы предложили выбрать между клиникой и Конгрессом, я бы выбрал последнее. На клинику не хватало бы времени. Конечно же, приглашу менеджера. И "они" заранее решили, что это будет какой-нибудь Цербер, который замучает и поиздевается над "ними" вволю. Смешно. Ну, Ирма, понятное дело, она фантазерка, вечно напридумывает всякой чепухи. И медсестры, они из той же категории. Но остальные? У меня работают профессионалы, хорошие и опытные врачи.
- Решено, - вздохнул я. - Остаюсь.
Смахнув слезинку, Ирма улыбнулась:
- Знаю. Куда ж вам теперь-то?
- Спасибо, - засмеялся я. - Успокоила.
- Всегда пожалуйста, - она встала и одернула юбку. - Что-нибудь еще?
- Принеси корреспонденцию.
Девушка кивнула и направилась к двери. На пороге она обернулась.
- Кстати, думаю, скоро к вам этот... ну как его... ну молочник этот...
- Томпсон, - подсказал я.
- Ага, Томпсон. Скоро он к вам заявится. Сейчас газетку принесу. Вау! Такой скандал!
У меня со страху прихватило сердце. Скандал! Какой еще скандал? Кажется, я становлюсь похожим на собственную секретаршу. Пока ждал обещанной газетки, воображение подкидывало такие картинки, от которых волосы вставали дыбом. У Томпсона, например, оторвалась нога, и он всем рассказал, в какой клинике ее сделали. Мои потенциальные клиенты переметнулись во вражеский лагерь. Я разорен и в скором времени сдохну под Бруклинским мостом.
Еще хуже. На приеме в итальянском посольстве у Томпсона из штанины вывалилось нечто. Что именно, знаем только мы с Томпсоном. Но для женщин ЭТО оказалось полной неожиданностью, и они, понятное дело, завизжали. Вездесущие фотокамеры зафиксировали, а репортеры разузнали, где Томпсон выкопал на это чудо природы. Я разорен и пухну от голода под Бруклинским мостом.
Или вот. Томпсон отправляется в магазинчик Тиффани, чтоб прикупить какую-нибудь безделушку для Пупсика. Он неторопливо прогуливается среди атласно-бархатных витрин, тщательно изучая бриллиантовое великолепие. Томпсон, как всегда, неотразим: респектабельный костюм, галстук, остроносые лаковые туфли и навигационные очки, в последнее время он практически не снимает их. Неожиданно где-то щелкнуло, запахло паленым, очки заискрили. Томпсон скидывает их на пол, но поздно - очки занялись синим пламенем, и огонь перекидывается на витрины. Полгалереи Тиффани выгорает. В полицейском участке Томпсон признается, откуда очки. Судебные приставы описывают мое имущество, а я под Бруклинским мостом из картонных коробок сооружаю шалаш.
Когда, наконец, свежий выпуск "Сити" оказался на столе, пальцы мои дрожали. И сразу же, на первом развороте я увидел знакомое лицо: Томпсона усаживали в инвалидное кресло, позади мелькали полицейские жетоны и крыло реактивного самолета. "Нападение в аэропорту", - гласил заголовок. Пока я пробегал глазами по статье, призрак Бруклинского моста постепенно стирался из моего воображения.
*
В сей раз поводом для усиления бдительности послужили выборы. С полицейскими теперь приходилось сталкиваться повсеместно: в торговых центрах, на улицах, в кинотеатрах. Я даже повстречал парочку копов во время утренней пробежки, они с упоением рылись в мусорных контейнерах. "Бомбы, сэр, - доложили они. - Ищем взрывчатку". Я понимающе кивнул и побежал дальше.
Не знаю, на что рассчитывал Томпсон, когда отказывался от ультрафиолетового сканирования. Не знаю, о чем он думал и соображал ли вообще, пока его со скрученными руками волокли по служебным коридорам аэропорта. На поведение вздорного старикашки обратили внимание охранники, у него отобрали навигационные очки и отправили их в багаж, затем смутьяна оттащили во временный изолятор, где досмотрели по полной программе. В результате, четыре биометрических чипа, два аккумулятора и видиоадаптер оказались на металлическом столе. Предметы блестели в лужицах крови, из-под кожи их выдирали под местным наркозом.
Автор статьи на все лады расхваливал наши доблестные спецслужбы, которые, дескать, охраняют честных американцев от ходящих кибернетических камикадзе с электронными бомбами за щекой. Сумасшедшие, по словам журналиста, перед выборами буквально наводнили Нью-Йорк, и одним из них, несомненно, является Томпсон, потому как отказался проходить обязательное ультрафиолетовое сканирование в аэропорту.
Я читал этот бред, и мое сердце сжималось. Бедный Томпсон, он боялся процедуры досмотра, как собственной смерти. Он знал, что сканирование погубит аппаратуру, и поэтому так отчаянно сопротивлялся. Перед глазами мелькали буквы, а я представлял, как беспомощного Томпсона снова загружают в самолет в инвалидном кресле. После того, как его лишили навигационных очков, он не смог передвигаться самостоятельно, поскольку полностью потерял ориентацию в пространстве. К сожалению, у человеческого организма есть одно неприятное свойство, если мышцы не тренировать, они постепенно атрофируются.
Бедный, бедный Томпсон. Я должен, нет, просто обязан позвонить ему. Как лечащий врач. Как добрый приятель. К тому же, именно я продал ему здоровье. Здоровье по контракту.
Порывшись в визитнице, отыскал нужную карточку с эмблемой черной коровы. Помню, как при нашей первой встрече Томпсон собственноручно нацарапал под золотыми буквами своей корпорации номер мобильного телефона. Я позвонил. В трубке повторялись длинные гудки. Наконец, мне ответили:
- Хэлло, - сказал приятный женский голос. - Вас слушают.
- Добрый вечер, - затараторил я. - Это доктор Маршал. Мне нужен Томпсон. Мистера Томпсона можно?
- Маршал? Доктор? - переспросила моя собеседница. Догадываюсь, со слухом у нее все было в порядке. Она повторила для того, кто находился рядом, но не мог слышать разговор полностью. Девушка прикрыла трубку ладонью, и теперь мне не удавалось разобрать ни слова. Говорила она приглушенно, а ее собеседник, наоборот, слишком эмоционально.
- Секунду, - по меня все-таки вспомнили. В трубке зашумело.
После длинной паузы я услышал Томпсона. Он едва ворочал языком, был слаб, но искренне обрадовался моему звонку. Он сообщил, что чувствует себя пресквернейше, что почти ничего не видит и боится даже подниматься с кровати. Как можно жить, удивлялся Томпсон, если специальные датчики не контролируют твой пульс, давление и кардиограмму. Без микродисплеев, встроенных в навигационные очки, он ощущал себя столетней развалиной.
Нажаловавшись вволю, Томпсон пригласил в гости.
- Приезжайте, доктор. Отдохнете, наберетесь сил. С Пупсиком познакомитесь. Кстати, у меня есть замечательная идейка. Как стать молодым и здоровым.
- Ну-ка, - улыбнулся я. - Раскалывайтесь!
- Заинтригованы? - обрадовался Томпсон. - Тогда приезжайте. Подробности при встрече.
- Когда? Когда приезжать? Завтра?
- О нет! Завтра не получится, - он вздохнул. - Надо уладить кое-какие формальности. На следующей неделе приезжайте. Приедете? Жду.
- О'кэй.
Томпсон попрощался. Я положил трубку и вытянулся в кресле.
Интересно, что еще выдумал старый чудак. Наверняка, захочет прикупить дополнительные запчасти. Но, к сожалению, он глубоко заблуждается: в восемьдесят лет невозможно стать абсолютно здоровым. Ведь для этого придется целиком перебрать тело, заменить все живые органы на искусственные и присоединить их к новому, молодому, синтетическому мозгу.
Мозг! Вот главная загадка человека! Уже сегодня существуют технологии, способные объединить человеческий мозг с компьютером. Для этого в височную область вживляются специальный чип, он позволяет мгновенно перемножать и делить миллиардные числа, запоминать большие куски текста и напрямую связываться с интернетом. Но сохранить человеческую индивидуальность, чувства, переживания, воспоминания, мечты, увы, невозможно. По крайней мере, на электронных носителях. По крайней мере, в наши дни. И хорошо. Как только наука достигнет подобных высот, в киберпространстве появятся миллионы бестелесных разумов, эдаких "мертвых душ". Они будут рыскать по глобальной сети в поисках наивных дурачков, желательно помоложе и посвежее. Будут рыскать, если не удовлетворятся кибернетическим телом.
Признаюсь, идеи Томсона меня заинтриговали. Я мучался всю неделю. Пока принимал клиентов, пока паковал чемодан, и даже во время утренних пробежек размышлял над его словами. Стоит отметить, что в прошлом месяце я сам сделался немного киборгом. Очень хотелось бегать, но проблемы со здоровьем всячески препятствовали этому. Еще в юности я повредил икроножную мышцу на правой ноге, и вот, три недели назад, заменил ее на синтетику. Для симметрии, сделал ту же операцию и на левой. А теперь я здоров, как бык; бегаю, как марафонец; чувствую себя значительно лучше и, думаю, одолел бы даже сотню миль, если б представился случай.
Впрочем, очень скоро мне пришлось убедиться в выносливости своего организма.
*
Итак, во вторник, сразу после завтрака, я вынес свой клетчатый чемодан в холл, запер дверь, сел в такси, добрался до аэропорта, купил билет до Сан-Франциско и уже через час прибыл на другой конец континента, в штат Калифорния. У центрального терминала дожидался водитель, он доставил меня вместе с чемоданом прямехонько до порога родового гнезда Томпсонов.
На этот раз желтый дом с колоннами и плоской крышей показался мне слишком обыкновенным и даже унылым. А ведь я когда-то воображал, что это самый красивый дом на свете. Но уже четыре года прошло с тех пор, как я заявился сюда со своим первым контрактом на здоровье.
Поднявшись по отлогим ступеням, я пересек веранду и оглянулся. Еще не совсем смерклось, на фоне серого океана качались пальмы, костлявые силуэты шезлонгов хлопали цветными крыльями.
Мне открыла служанка, и я сразу же узнал ее. За четыре года она почти не изменилась, разве что исчезла смешная косыночка, и глаза потускнели. Она всплеснула руками и впустила меня.
- Осторожней, сэр, - шепнула служанка.
Дверь скрипнула и распахнулась, яркий луч света рассек темноту. На пороге гостиной появился Томпсон. Несомненно, это был он: тот же рост, та же благородная тучность, горделиво вздернутый подбородок и картофелеподобный нос. Правда, он слегка подволакивал ногу и опирался на трость. Я попытался разглядеть его получше и не смог - он стоял против света. Однако голос убедил меня.
- Добро пожаловать! - воскликнул хозяин, раскрывая объятья. - Боже мой, не обманул! Приехал! Спасибо! Ну, не стесняйся, проходи, - он вцепился в мой локоть и потащил в комнату.
Гостиная казалась большой и, на мой вкус, слишком вычурной. Со стен за нами наблюдали многочисленные предки Томпсона в тяжелых золоченых рамах. В углу черной впадиной зиял камин, бесполезная вещь при здешнем климате. Антикварная мебель с резными балясинами, плазменный телевизор и журнальный столик с ноутбуком в сетке проводов. Единственное окно занимало полстены, при желании через него можно перешагнуть и выйти к бассейну.
В центре стоял длинный стол, который предусмотрительно накрыли на четыре персоны. За столом сидел мужчина в сером костюме, лицо его показалось мне знакомым. Он встал, кивнул и оглядел меня с ног до головы.
- Доктор, познакомьтесь, это мистер Смит, - сказал Томпсон, усаживаясь во главе стола.
- Очень приятно, - ответил я, протягивая Смиту руку.
Его ладонь была холодной. Он молча смотрел на меня, и от этого взгляда становилось неловко.
- Садитесь, доктор. Садитесь, - суетился Томпсон. - А где Пупсик? Дорогая, быстрей! Доктор Маршал приехал!
Я услышал; нет, скорее, почувствовал, как появилась она. Томпсона словно подменили. Исчезло радушие, губы расползлись в идиотской улыбке. Он, думаю, вовсе позабыл про гостей. Смит, до сих пор не проявлявший эмоций, удивленно вскинул брови. Эта Долорес, должно быть, чертовски хороша, если даже Смит заиграл бровями. Я пригляделся. Никак не соображу, где раньше видел такие брови.
- Дорогая, - прошептал Томпсон. - Вот Маршал. Ну как?
- Неплохо, - ответил женский голос с чудесной, волнующей хрипотцой.
И тогда я обернулся.
На пороге стояла она и, склонив голову, разглядывала меня. Высокая, загорелая, с черными волосами, собранными на затылке узлом, Долорес напоминала на ангела в белой хламиде. Но я-то знал, насмотревшись мужских журналов, какие шикарные формы скрываются под этим скромным платьем. Уши мои вспыхнули.
Миссис Томпсон приблизилась, обошла меня по кругу, протянула ладонь, улыбнулась, потрепала по щеке.
- Красавчик.
Я даже поперхнулся.
- Довольна? - напрягся муж.
- О да!
- Поужинаешь с нами?
- Нет! - с ужасом она отшатнулась. - Нет! Знать не желаю! Слышите? Я в этом не участвую! Все! Хватит! Надоело!
И она кинулась к двери, хлопнув ее с такой силой, что предки Томпсона содрогнулись вместе со своими рамами. Томпсон взвыл, еще одна сумасшедшая в его коллекции.
Какая безобразная сцена, подумал я, да еще на людях. При моем, так сказать, непосредственном участии. Томсон крутил в руках салфетку, Смит отошел к окну и, заложив руки за спину, вглядывался в темноту. В комнате повисло напряженное молчание. Наконец, я решил прояснить обстановку:
- Не понял...
- А что понимать-то? - разозлился хозяин, швырнув салфетку на стол. - Это вы, Маршал! Это вы во всем виноваты!
- Я?
- Да, вы! Со своими чертовыми протезами! - он заметался, как раненый. - Всю жизнь вкалывал, каждый цент экономил. Потом поживу, думал, успею! И вот! Пять миллиардов! И я кто теперь? Старик? Думал, поможешь ты, жалкий докторишка. На примочки твои кибернетические клюнул! Подсел, хуже наркомана. И без них не могу. А с ними, - Томпсон обреченно махнул рукой. - С ними ни в аэропорт, ни заграницу. Я этими чертовыми протезами к Калифорнии прикован на всю жизнь. А мне свобода нужна! Понимаешь ты, свобода! И новое тело!
- Новое? - удивился я. - Но это невозможно!
- Возможно, - ухмыльнулся Томпсон. - Еще как. Вот мистер Смит, у него "возможно".
И тут я вспомнил, где видел Смита раньше. Ну конечно же, в Ассоциации Врачей, когда в прошлом году оплачивал лицензию. Мы разговорились, пока дожидались лифта. У Смита тоже есть клиника, но дела шли неважно. Смит жаловался на нечестную игру конкурентов, его, якобы, обвиняют в криминале. А я, дурак, еще посочувствовал, адвоката своего предложил.
- Невозможно...
- Возможно, мистер Маршал, возможно, - успокаивал меня Смит. Он присел к ноутбуку, и на ожившем экране побежали таблицы. - Смотрите. Сохраняем параметры пациента здесь, архивируем все это дело, а потом перекачиваем в ваш мозг. Очень просто.
- А я? А мои параметры!
- Исчезнут со временем!
- А что вы сделаете с телом? - обернулся я к Томсону. - Ваше тело без параметров. Значит, мертвое. С мертвым телом что сделаете? Денете куда?
- Похороним, - ответил Томпсон. - Официально. И некролог в газету поместим. Кстати, я уже на ваше тело оформил завещание. Так что все мои миллиончики в целости и сохранности перейдут снова ко мне, молодому и красивому. Вот!
- Чудовище! - воскликнул я, соображая, как бы выбраться отсюда.
- От такого слышу, - парировал Томпсон и торжественно махнул рукой.
Сзади навалились охранники. Я увидел, как Смит вытащил шприц и теперь идет ко мне. А потом наступила темнота.
*
Очнулся я на диване: лежал на боку, без подушки, шея чудовищно ныла, болели руки, связанные за спиной. С моего места хорошо просматривался правый угол ковра и окно, сквозь открытую створку которого пробирался холодный туман. Свобода была так близко, всего-то в нескольких шагах. Можно встать, перешагнуть через окно, обойти бассейн и по кромке прибоя добежать до первого полицейского участка. Рука затекла, в запястье врезалась веревка.
Прикрыв глаза, я пытался насладиться последними мгновениями своего жалкого существования. Да, в тридцать лет трудно смириться с собственной смертью. Оказывается, я зря прожил жизнь: ни дерева не посадил, ни дома. Умирать, конечно, не хотелось. Кем я буду теперь, звездной пылью? Вспомнить бы молитву какую. Отче наш...
- Эй, - шепнули мне в ухо.
Отче наш...
- Эй, - я вдруг почувствовал, как острые ногти впиваются в мое плечо. - Эй, приятель. Очнись.
Передо мною на корточках сидела Долорес. Вооружившись ножом, она срезала веревки и массировала мои распухшие запястья. В дверях караулила служанка, готовая забаррикадировать дверь в любую секунду.
Приподнявшись, я сел вертикально и помотал головой.
- Живой?
Я подрыгал ногами, поднял руки, сжал и разжал кулаки.
- Тогда беги, - взмолилась Долорес. - Беги! По берегу до Санты-Барбары сорок миль. Беги, слышишь. Я найду тебя.
И я, перешагнув оконную раму, поскользнулся, упал, поднялся и побрел в сторону Санты-Барбары.
*
Через три месяца она действительно нашла меня. Мы встретились в Баттери-Парк, ели мороженое и со смехом вспомнили наши приключения.
- Кстати, Стив, о чем ты мечтаешь? - спросила она, щурясь на солнце.
- Хочу стать президентом. А ты?
- Наверно, поеду в Голливуд.
Мы помолчали.
- Кстати, - сказала Долорес. - Для тебя сюрприз, - и она протянула сложенный вчетверо лист.
Я развернул, начал читать и строчки поплыли перед глазами.
- Да-да. Это завещание. Настоящее. После смерти Томпсона все его миллиардики тебе достаются.
- А как же...
- Умер. В пятницу. А я стащила завещание. Все равно ведь, пропадет. Возьми, это компенсация.
- Но...
- Пойду я, - сказала она, поднимаясь.
Я молча смотрел ей вслед. Господи, я богат! Чертовски богат! Но Долорес...
- Кстати, Стив, - обернулась она. - Всегда мечта стать первой леди. Иметь дом, кучу детей и лабрадора. И мужа-президента, конечно.